Мюнхен–Берлин. Австралиец
Шестое декабря, 20:01:10. СМС: hello. Are you still going to berlin tomorrow? I am looking for a ride and would like to join :) sorry about sending the message in english I don’t speak german. What time do you plan to arrive? :) (прим.: сохранены орфография и пунктуация оригинала)
20:07:15. Я: Hello dear …? Yes I am going there but there seems to be already 4 of us very sorry Katharina
20:08:37. СМС от попутчика: Hi Katharina. Thankyou for the lovely reply :) Thats okay I Hope ill find something. My name ist Brent im Australian :)
20:10:09. Я: good luck Brent maybe another time Katharina
20:11:12. Брент: kein problem that woul be sehr gut danke. i go back to münchen wenesday. tschüß
Мюнхен–Берлин. Актер и девушки
Рослый, с широкой улыбкой и редеющими темно-русыми волосами, в красной пуховой куртке, через плечо красная спортивная сумка. Правая рука по локоть в гипсе.
— Что с рукой?
— Упал со сноуборда, повредил кость. Во вторник прооперировали. Уже научился принимать душ: руку в пакет, прихватить пакет резинкой, держать над головой и делать все одной левой.
…Забавно, что ты едешь отсюда.
— Да?
— Я тут вырос, в богатой части Трудеринга – Вальдтрудеринге (прим.: район г. Мюнхен). В начальную школу ходил на Турнерштрассе.
— Где на выборах избирательный участок?
— Ага. Затем в гимназию на Фельдбергштрассе. В детстве мне здесь было самое то. Друзья жили рядом, можно было после школы звякнуть по телефону и зайти в гости. Можно было подойти или подъехать на велосипеде и без предупреждения, позвонить в дверь или кинуть камешек в окно. В этом же районе мы занимались и спортом, в спортивном клубе, с клубом катались на лыжах. У каждой второй семьи был свой бассейн, летом мы в них купались.
— Ты вплоть до учебы жил в Вальдтрудеринге?
— Нет. Мои родители продали дом, причем с убытком, переехали в Зендлинг, ближе к центру. Жизнь кардинально изменилась, мы окунулись в городскую суету. Мать в этой квартире живет поныне. Она – психолог, в семье зарабатывала она.
— Психологией?
— Она работает на фирмы, к ней аж отделами шлют сотрудников, чтобы научились ладить в коллективе.
Мне в Вальдтрудеринге сейчас было бы тоскливо. Многие семьи развалились, в пригороде остались одни «desperate housewifes». В молодости мечтают об «идиллии», но она оборачивается адом. Вот и друг детства в тридцать один год с женой и ребенком хочет обосноваться в Вальдтрудеринге, ищет дом. Я его не понимаю, вернуться – не для меня… замыкается как будто круг. Мне по этому поводу вспоминается змея, вцепившаяся зубами в собственный хвост… Друг, кажется, хочет выразить протест против родителей – мать рано ушла из семьи, он стал курить траву, полиция задерживала его в пьяном и обкуренном виде. Уверен, впрочем, что его методы воспитания будут теми же, что у его отца.
— Ты не учишься на психолога?
— Нет. У меня сестра в Париже учится на психологическом. Сам я – актер, с лета одиннадцатого года – в Берлине. Изучал историю, романистику в Брюсселе. Поехал туда из-за подруги, но мы скоро расстались. Зарабатывал преподаванием французского языка европейским чиновникам. Преподавание меня кормило, но не увлекало. Преподавателем работать не хочу, на преподавание тратишь до фига энергии – занятия нужно тщательно подготовить, чтобы давать то, что нужно ученикам.
— Переводчиком стать не хотел?
— Я в Брюсселе слушал переводчиков-синхронистов. Они зашибись как переводят! Молодые интеллектуалы от «Зеленых» сложно изъясняются, заковыристо, употребляют метафоры, которые работают на немецком языке, но на иностранном – никак. Плюс у них чудовищный темп речи. Как переводчики справляются?
— Есть способы…
— Я восхищался ими, но не хотел быть на их месте. Меня с юношества завораживала актерская игра.
— В театре?
— В кино. Сотрудничаю с агентством в Берлине. В две тысячи втором году меня на месяц отправили в Минск участвовать в съемках. Я с пятнадцатилетним парнем делил квартиру, нам ее снимали, это было дешевле, чем гостиница.
Актер смеется: Как-то я ждал соседа на улице в центре города, меня проверили милиционеры с автоматами.
— Фильм игровой?
— Да.
— Режиссер – немец?
— Русский – Астрахан. А съемочная группа греческо-белорусская. В дискотеке мы знакомились с белорусскими девушками, те через пень колоду говорили по-английски, и я ходил со словарем. По городу мы с коллегами передвигались только на такси, спагетти ели с икрой. Покупали пиратские диски с музыкой, нелегальные копии, зачастую не с той обложкой – при прослушивании обнаруживалось, что на диске не тот альбом, не те песни, не та группа… Хотелось помочь старушкам на улице, в подземных переходах. Прохожие на них даже и не обращали внимания.
— Какие-нибудь контакты с Минском поддерживаешь?
— Нет.
…Потом меня дважды по шесть месяцев пригласили сниматься в сериале «Мариенхоф». Я сыграл роль школьника старших классов, нерадиво учащегося, чинящего проказы, отбившегося от рук. В сериале параллельно показывают эволюцию взаимоотношений между матерью и сыном, сыном и подругой, отцом и дочьерью.
— Театр тебя совсем не влечет?
— Возможно, в театре буду играть позже, после учебы. В театр всегда можно податься, я не сомневаюсь, что устроюсь.
— Оптимистично…
— Да в театре играть мало кто хочет, там мизерные гонорары.
— А где ты учишься на актера?
— Несколько месяцев учился в Мюнхене, в Академии Августа Эвердинга. Школа знаменитая, но я в ней не прижился. Преподаватели мучили нас, я бросил учебу и ушел без диплома.
Классная театральная школа есть в Людвигсбурге. Вступительный экзамен заключается в том, что за минуту на заданную тему без подготовки рассказываешь целую историю. По окончании школы можно круто зарабатывать – в ней отбирают актеров на рекламу.
В Берлине я второй год раз в неделю хожу на упражнения индивидуального преподавателя. Он набирает группу из десяти-двенадцати человек – кто после школы актерского мастерства, кто уже снимается в кино. Он с нами проводит упражнения по Михаилу Чехову и тренинги по Майснеру.
— Что это за тренинги?
— Двое участников располагаются друг напротив друга и ведут импровизированный диалог. Задание в том, чтобы не фильтруя выдавать то, что ты видишь, чувствуешь – обострять «присутствие». По Майснеру, актер ничего не придумывает, а реагирует на актера, с которым играет, его состояние, слова, жесты и так далее. Если ты вжился в образ, тебе нет необходимости конструировать персонаж, твои реакции будут органичными. Естественно, стоит ознакомиться с ролью, прочитать сценарий, схватить, каков характер твоего персонажа, но оживает этот персонаж в процессе самой игры. Тогда он и для зрителя живет логичной, живой жизнью, ему можно верить.
…Наши упражнения снимают камерой. Мы смотрим эти съемки и критикуем самих себя – что у нас получилось, что – нет, называем пять положительных моментов, с шестого переходим к тому, что вышло не так.
…В начале все жеманятся, но по ходу дела раскрепощаются. Но порой события принимают непредвиденный оборот… На днях у нас с партнершей сложился такой диалог. Я: «У тебя милая улыбка». Она: «Ну и что?» – «У тебя милая улыбка». – «Что с того?» – «У тебя милая улыбка». – «Ты – червь!» – «Что?.. червь?!» – «Да!» – «Ты с ума сошла! У тебя все мужчины – черви?!»
Девушка обиделась, она сама нарушила рамки игры, перейдя на личности, да я сам весь дрожал от негодвания. Но мне и этот опыт был полезен, я на этих диалогах многому учусь. Правила игры, разумеется, нельзя перенести в реальную жизнь, нельзя людям направо-налево разглашать свои наблюдения. Есть коллеги, взгляды которых сузились до метода Майснера, они вечно все подмечают и выговаривают, портят отношения.
…Игра требует не интеллектуального ума, а работы сердца. Надо распахнуть сердце, уступить собеседнику главенство, а самому отступить на задний план, дать другому свободу быть таким, какой он есть: он важнее меня. Этой правде есть исторический пример: по легенде английская королева выбирала, кого назначить министром по судоходству. Претендентом номер один был капитан. Он везде побывал, объехал все моря, навидался. Но королеве по вкусу пришелся претендент номер два, красноречивый болтун-сказочник, который не себя выставлял в выгодном свете, а возносил ее. «Он сделал меня королевой семи морей!» воскликнула она с блеском в глазах.
— Но нельзя ведь соблазниться лестью, нужно сохранить трезвый ум… у тебя заказов хватает?
— Когда нет запросов по кино, я подыскиваю работу через агентство по временному трудоустройству. Имею высшее образование, владею двумя иностранными языками, но работу беру ту, что подворачивается. Два месяца проработав на складе с простыми людьми, просек, что они на складе потому и работают, что ограничены – они кружатся лишь вокруг самих себя. Добивается чего-то тот, кто интересуется не только собой, но и другими.
В периоды безработицы я тешу себя судьбой актера Н., в почтенном возрасте тридцати восьми лет приглашенного на первую крупную роль… Главное – не сдаваться и не терять харизму… а ее нарабатывать и тренировать можно постоянно и всюду.
— И в пути тоже? – каверзно подбрасываю я. Но актера не так легко сбить:
— И в пути тоже. По дороге из Берлина в Мюнхен и обратно я неоднократно голосовал. Один раз с картонкой «Мюнхен» долго торчал на автостоянке в Михендорфе (прим.: городок к юго-западу от Берлина). Подходил к водителям, спрашивал, не возьмут ли с собой. В ответ слышал разное – от короткого «нет» до сложных объяснений – взял бы, мол, но еду на машине фирмы, а на ней нельзя: в случае аварии страховка не покроет ущерб. Третьи колеблются, заходят в кафе-магазин за едой, выпивают кофе, выходят: «Ладно, беру». Но некоторые соглашаются и сразу – вспоминают молодость, сами на попутках катались по стране и миру. К тому же они скучают одни за рулем. Как-то попалась пожилая супружеская пара: «Наша дочь голосует, хотим вернуть часть добра, оказываемого ей». Но иногда на вопрос «Вы не по А9 (прим.: автобан № 9)?» откровенно лгут: «Нет-нет». Бывает по пять и больше отказов подряд. Максимум, что я простоял – полтора часа.
— К женщинам подходишь?
— Пытался, но они со страха отвечали резко отрицательно, с тех пор подхожу исключительно к мужчинам. Я заметил, что побаиваются и мужчины, да и я сам. То есть, боятся и водитель, и голосующий. Напряжение удается снять, если пойти на контакт друг с другом. Первоочередная забота попутчика – установление контакта.
…Подсаживаясь в машину к водителю, я должен раскрыться – быть готовым к всяким рассказам, допускать всевозможные неожиданности, отдаться ритму поездки, я не могу задать его сам.
Во Франции я на попутках добрался до Монпелье, оттуда хотел доехать до Дижона. На стоянке отдыхал мелкий буржуй, толстый читатель бульварной прессы. Я думал, что не возьмет, и не спросил. Но тут он сам предложил: «Поехать хочешь?» Я, с удивлением: «Да…» – «Тогда спрошу у подруги». Подругой оказалась мясистая тетка на правом переднем сиденье. Она мнительная была, но быстро успокоилась.
Еще был француз-бизнесмен, бывший хиппан, ему было около пятидесяти, бритая лысина, смешной. Продавец мебели, только что расстался с женой, завел подружку, та его вдохновляла. Вывод в том, что и некрасивый мужчина может быть привлекательным для женщин – потому, что принимает себя, какой он есть, и мыслит положительно. Он излучает уверенность в себе и доверие к жизни.
— Ты их развлекаешь?
— Кого как – тех, кто ценит такие развлечения.
— В качестве оплаты?
— Ну да. У меня есть марципан – будешь?
— Буду. Ты своих водителей и подкармливаешь?
— Ха-х! Попробую как-нибудь обратиться к ним с такой фразой: «У меня есть печенье, яблоко, чипсы, морковь! Возьмете меня?»
Ѻ
— Где ты живешь в Берлине?
— Около «дёрти Котти» — грязного Котбуссер платц. Раньше я жил на Грефештрассе, там было чище.
В своем районе я часто хожу по барам, знакомлюсь с иностранцами. Иные туристы зависают в Берлине годами. Подрабатывают барменами, общаются среди своих, по-английски, немецкий особо не учат. Среди барвумен есть голландка, они собирается сама открыть сеть кофеен, другая – профессиональная татуировщица. У моей сестры на запястье есть татуировка – круг, символ вечности, а под мышкой, на внутренней стороне руки – треугольник: Святая троица.
— Мода на тату пройдет, татуировки на теле останутся…
— Тату, да, это — тенденция. Они становятся все более несуразными и накалываются во все более немыслимых местах. Другу просто обвели контур пальцев, приложенных к левому предплечью. Вместе с тем уже не смотрят косо на наколки, в том числе на уголовную символику. Конечно, тату – это выпендреж, но они являются и способом показать смертность кожи и, тем самым, человека.
— Не кроется ли противоречие в таком сочетании – смертность человека и символ вечности?
— Нет. Я и сам бы сделал: на ноге выше колена.
— В шортах будет видно.
— И в плавках.
— Зачем тебе?
— Да так.
— Для чего ты знакомишься с иностранцами?
— Общение с иностранцами нас обогащает. У меня жили два каучсерфера, арабы из Туниса. Они бурно обсуждали политическую ситуацию на своей родине, развитие общества, общественно-политические передачи по тунисскому телевидению. Я понял, насколько интересно жить в обществе, политизированном до того, что все, что бы ни творилось в нем, имеет политическое значение, оттенок.
— Кроме Франции и Минска ты где-нибудь был?
— В Америке.
— Какие впечатления?
— Американцы, в отличие от немцев, на улице, в магазине очень общительны, чужим людям могут отвешивать комплименты: «Хай! Ай лайк юр хат! Итс грейт! Уер дид ю бай ит? Ай хев ту гет уон лайк зет!» Приятно, даже если такого рода комплименты – чушь собачья. Сейчас и в Германии люди стали больше общаться друг с другом — хоть и по делу, через интернет–аукционы, сайты продаж… Но на улице без повода все равно не заговорят.
— Да. Я бы ни за что не подошла к тебе на улице: «Эй, привет, какая у тебя кульная куртка, где купил?»
Ѻ
Под мои беседы с актером две девушки на заднем сиденье то спят, то тихо обмениваются короткими репликами – Агнес с озера Шлирзе, учащаяся в Академии изящных искусств дизайну помещений, и Анна из Целендорфа (прим.: район г. Берлин), путь которой лежит в Грайфсвальд. Она в преддверии недельного отпуска немного перебрала, разговаривает мало, низким голосом. Агнес выходит около станции электрички Тиргартен, Анна «за компанию» тоже отдает мне деньги за проезд, хотя едет она дальше – до Главного вокзала.
У заднего входа на вокзал Анна прощается со мной и стремительно скрывается в здание. Актер мешкает – стоит, взирает на мерзнущую меня:
— Что ж, ты, наверное, денег хочешь от меня?
Что сказать? «Да нет», «А что?», «Как ты догадался?», «От тебя я только деньгами и возьму»? Или: «Ты хочешь заплатить не деньгами?» Как определить, что сказать, когда на выбор есть куча вариантов, а спонтанно ты ничего не выпалил? Я улыбаюсь:
— Да.
— У меня есть полтинник, сдачу дашь?
— Дам.
— Спасибо.
— Хорошего пребывания в Берлине… Ой! Ты же тут живешь! Счастливо тебе, всего!
— Пока!
Здоровой левой рукой актер неловко перекидывает сумку через плечо, разворачивается, заходит в двери вокзала. Неужели он рассчитывал на скидку или отмену оплаты? Поулыбался, построил глазки, заболтал… и сэкономил деньги? Зря, значит, отрабатывал в течение полудня?
— Ничего, – подытоживаю я про себя, – зато вдоволь потренировал свою харизму.
Ѻ
Дома я делюсь с приятелем:
— Двое в машине разворачивают диалог, каждый в своих целях – я для того, чтобы писать, попутчик для того, чтобы не платить.
— Он привык нравиться, его нельзя развратить. Правильно, что ты не поддалась. На него это должно оказать воспитывающее воздействие.
…А с режиссером Астраханом столкнулся… заочно. Одна знакомая предложила записать с ним интервью на фоне моих картин. «Отлично, – согласился я, – у меня есть картины с фашистами». Режиссер, еврейский националист, испугался, попросил без картин… осторожный.
В следующий день на чай приходит соседка, живущая в нашем доме еще со времен ГДР:
— Пускай в Шёневайде на актера выучится – это лучшая школа из всех! Они учат по системе Станиславского, он сразу пойдет работать в театре! На что ему кино?!
***