Автобус притормаживает у колечка, что распределяет транспорт между Max-Stromeyer-Strasse, по которому я передвигался предыдущие семь минут шесть секунд, и Oberlohnstrasse, на которую он свернет, вызвав у меня приступ вполне законного негодования, впрочем, уже привычного, так что можно говорить, скорее, о запланированном приступе вялой депрессии. Oberlohnstrasse – это совсем в сторону от пункта назначения, оный располагается как раз на Max-Stromeyer-Strasse, нужно просто ехать прямо и прямо, ничего больше. Не то, чтобы эта простая истина была недоступна создателем шестого автобусного маршрута города К., нет, они сознательно решили проявить заботу о работниках бесчисленных складов, оптовых магазинов, офисов, мастерских и жителях немногочисленных домов района, что располагается на юг от Max-Stromeyer-Strasse, — и нарисовали неслабый объезд, с бесконечными разворотами, узкими уличками между воротами в автобазы и пивные хранилища, остановками возле шинных мастерских, на которых обычно мнется одинокий турок в спецодежде. Турок докуривает сигарету, делает глоток энергетика и садится в гостеприимно распахнутые двери моего автобуса. Я его вижу издалека, ибо всегда стараюсь сесть справа по ходу, рядом с окошком. Если возле шиномонтажа и развала колес замаячит дядька или тетька в сером с фирменной сумкой через плечо и считывателем кодов в руке, то надо заранее спокойно подойти к двери и, как только остановимся, покинуть транспортное средство до того, как тебя поймают зайцем. Зайцем в Германии быть плохо, тут зайцев ловят, тушат и едят, так что лучше выскочить и быстро допрыгать до пункта назначения на своих лапках. Успеть можно, хоть и впритык.
Вышеописанное может произойти – или, чаще всего, не произойти, ибо за несколько месяцев случилось со мной только раз – примерно через девять минут после начала путешествия. Но все это вместе – нетвердо знающий расписание автобус, примерно один и тот же набор печальных попутчиков, бесконечность серой пром/офис/шопингзоны за окном – переносить сложновато. Особенно если такое каждое утро пять раз в неделю – а через несколько часов еще и в обратном направлении. Есть, впрочем, волшебное средство, магическая красная треугольная кнопочка на экране смартфона. Ткнешь ее и вот уже на транспортном колечке, нагоняющем депрессию, тебя утешают и поддерживают:
Well, He’s the only free psychiatrist
That’s known throughout the world
For solving the problems of all men
Women, little boys, and girls.
Конечно-конечно, мы знаем его, единственного в мире бесплатного психиатра (и не только психиатра), но забыли – постоянно забываем – о его существовании. Нужен кто-то, кто о нем напоминает. Для этого существуют религии. Для этого существует высокое искусство. Для этого – хоть мы и об этом забыли – существует поп-культура и поп-музыка. На десятой минуте путешествия на шестом автобусе из пункта А в пункт В немецкого города К, о Всеобщем Бесплатном Психиатре поп-музыка напоминает и мне. Так как это великая поп-музыка, наверное, самая великая из всех когда-либо записанных, я ей верю. Психиатр есть, и он нас всех излечит:
When you feel your life’s too hard
Just go have a talk with God.
Воистину, конкретным предложением кончается эта песня. Следующая не менее приближена к реалиям тяжелой жизни, но это скорее уже не проповедник вещает, это сценка в духе критического реализма:
See the people lock their doors
While robbers laugh and steal
Beggars watch and eat their meals-from garbage cans
Broken glass is everywhere
It’s a bloody scene
Killing plagues the citizens
Unless they own police.
Хотя, конечно, да, это, скорее, метафора, даже аллегория. Аллегория жизни без веры в бога и добро.
Подобные мысли приходят мне в тот момент, когда я – уже вполне законно – выхожу из шестого автобуса и продолжаю свой путь к месту назначения. Нужно еще перейти две большие дороги (одна из них и есть та самая Max-Stromeyer-Strasse, с которой я стартовал и на которую вернулся, злопамятно отмечаю я) и отправиться вдоль второй по правой стороне мимо большого офисного здания, склада DHL, заводика, на котором вполне тавтологически написано The Plant, и потом чуть направо. Снимать наушники приходится на раздумчивых пиано-аккордах, ведущих к волшебной фразе “I see us in the paaaark…’’ Черт возьми, я тоже хотел бы оказаться сейчас в парке, только не в технопарке.
Элтон Джон – а я с каждым годом жизни все серьезнее отношусь к его мнениям – говорил, что во все поездки берет с собой альбом Стиви Уандера “Songs in the Key of Life”. Не знаю, что он возил с собой, LP или CD, но мои “Songs in the Key of Life” всегда со мной в телефоне, я его купил и скачал. Ничто не может помешать мне предаваться абсолютной радости — и в сотый раз узнавать, что все будет хорошо, стоит только обратиться к Бесплатному Психиатру и поговорить с ним по душам. Я не остроумничаю на сакральный предмет, нет. Ключевое в моей фразе «по душам». Музыка, в которой сделаны Уандер и его альбом, называется soul.
The medium is the message. Мы знаем об этом уже лет шестьдесят, но никак не можем до конца привыкнуть. Запомним: если в soul-песне глуповатая проповедь – главное soul, а не проповедь. Soul придуман, чтобы в нем глуповатое стало совсем другим, на то он и soul. Soul придумали, нет, скорее, музыка soul придумалась, получилась буквально за несколько лет до того, как Маршалл Маклюэн отчеканил максиму про medium и message. Не знаю, был ли знаком этот выученный в Оксфорде канадец, обращенный на острове в эстетское католичество имени Г.К. Честертона, с черной американской музыкой (вряд ли), но факт остается фактом – буквально на его глазах был создан идеальный культурный medium для исключительно важного для второй половины 1950-х—начала 1960-х мессиджа, исходившего от немалой части населения США. Мессидж был прост: «Мы – это мы, мы – такие, как мы, мы хотим жить, любить, радоваться, а не только страдать. Мы – здесь, и точка». У чернокожих американцев за страдание отвечал блюз, народная музыка, возникшая на плантациях и в пригородах. За веселье сначала отвечал джаз, но он довольно быстро усложнился, приобрел культурный лоск, попал в поле действия белых. Традицию «простого» джаза продолжал ритм-энд-блюз, музыка в то время промежуточная, хотя и уже вездесущая. Что касается веры в конец страданий и в начало новой, счастливой жизни, то для этого были (и есть) церкви, где хором исполняли госпел и спиричуэлс. Все это идеально соответствовало социальному раскладу черной Америки конца сороковых, тому самому, к которому сегодня хотели бы вернуть страну расисты в красных шапочках с белыми буковками: отделенные стеной сегрегации, «черные знали свое место». В середине пятидесятых афро-американцы стали искать свое место повсюду, и эту стену раздвинули – увы, не сломав ее. Стена осталась до сих пор, скорее, незримым индивидуальным или коллективным скафандром «для небелых», или чем-то в этом роде; из набора установлений расовая сегрегация превратилась в зловещую мембрану, какую раньше можно было себе представить в научно-фантастическом фильме.
А для мессиджа жизни, любви, радости и сложился – как бы сам собой — soul. Конечно, в процессе приняли участие десятки продюсеров, сотни музыкантов, иначе и быть не могло – это не блюз, который одиночки бренчали на пыльных полустанках и в темных барах. Для soul нужны серьезные инструменты, группа, студия, запись. Несмотря на огромную силу живого исполнения soul, это музыка, которая, прежде всего, должна быть тщательно саранжирована и записана; не уверен, но мне кажется, что именно soul, а не джаз или R&B положил начало настоящей черной музыкальной индустрии в Америке. В любом случае, слово Motown знает почти любой.
Набор в армию певцов радости и любви был массовый, но новобранцев ждала рекрутчина. Условия самые жесткие, если не сказать, жестокие, а то и грабительские. Ранние индустрии все таковы. На огнедышащих заводах промышленной революции в Англии начала XIX века трудились дети; Стивлэнд Хардэвэй Джакинс подписал свой первый контракт с Motown в 11 лет, тогда же один из тамошних продюсеров придумал мальчику сценическое имя Little Stevie Wonder, Стиви Маленький Чудесник. Через несколько лет Little отпал, остался Чудесник Стиви.
Уандер от рождения слеп. Почти 65 он наощупь делает музыку, став, в конце концов, одним из самых известных послевоенных музыкантов. Биография его не очень увлекательна: работа, много работы, еще больше работы, записи, удачи, неудачи, сокрушительные удачи, умеренные удачи, общественные акции, контракты со звукозаписывающими фирмами, хорошие контракты, плохие, наконец, контракты очень хорошие, наверное, лучшие в soul-вселенной своего времени, а то и в поп-индустрии вообще, жены, возлюбленные, много детей. Стиви Уандер чадолюбив, это известно. Soul ведь и про то, что семья и дети, это хорошо, чем больше, тем радостнее. Я не иронизирую. Собственно, ведь на шестом автобусе немецкого города К. я вожу дочку в детский сад. Я человек благонамеренный. Да и зайцем я иногда оказываюсь не из скаредности, а от того, что в Германии вместе с орднунгом давно уже со-царит хаос, что применительно ко мне значит следующее: в городе К. тот, кто не имеет прописки (орднунг!), может заранее купить билеты на транспорт только на вокзале в центре города (орднунг!), или на входе в автобус, однако автобусы часто опаздывают и иногда не приходят (хаос!), потому в них набивается много народа (хаос!) и протиснуться сразу к водителю сложно (хаос!), а через пару остановок без билета ты все равно уже заяц (орднунг!). От диалектики упадочной Германии спасает только прослушивание душеподъемного альбома Стиви Уандера “Songs in the Key of Life”.
Слава богу, я покончил, вроде, со всеми контекстами, можно поговорить о музыке и о радости. Да, soul исповедует радость точно так же, как блюз исповедует грусть. То есть, он об обычной жизни – и он не о счастье, что важно, ибо счастье и обычная жизнь несовместны. Счастье – концепт, образ, идеал, если угодно, воспоминание (редко, но бывает). Радость – непосредственная эмоция несовершенного сознания. Тут мне почему-то кажется уместным ввернуть пару слов про буддизм, хотя Уандер вроде никаким боком к буддизму не относится – он крепкий баптист, плюс вроде бы практикует трансцедентальную медитацию, которую кто только в Голливуде/Калифорнии не практикует, разве что Вуди Аллен, но Вуди Аллен, как мы все знаем уже почти полвека, в Голливуде/Калифорнии не живет, хотя и вынужден иногда туда приезжать по всяким делам. Так вот, с точки зрения буддизма, счастья нет и быть не может – наш мир и наша жизнь погружены в страдания, которые одним из своих источников имеют как раз стремление к счастью. Чтобы прекратить страдания, нужно это понять и перестать к счастью стремиться. А вот радость – это эмоция, которая, в какой-то степени существует (как все в буддизме существует только «в какой-то степени»); радость – одна из психических реакций на окружающий нас (неподлинный, но другого и нет в ассортименте) мир. Она может быть осознана, как таковая, может быть не осознана, но она, радость, безусловно является фактом нашей эмоциональной – то есть обычной – жизни. Соответственно, всепроникающее могущество музыки soul, ее универсальность, что ли, основано именно на этом. Конечно, soul может быть – и скорее всего бывает – с наивным мессиджем:
Oh that
Love’s in need of love today
Don’t delay
Send yours in right away
Hate’s goin’ ’round
Breaking many hearts
Stop it please
Before it’s gone too far
Gone too far
но дело в том, что и сама жизнь такова. Жизнь наивна.
Я прихожу к этому выводу каждый раз, прослушав все 103 минуты 49 секунд альбома “Songs in the Key of Life”. Целиком я слушаю его нечасто, конечно, не каждое путешествие из точки А в точку В города К. и обратно — оно занимает меньше времени — но все же иногда делаю это. Скажем, в перемещениях по немецким железным дорогам, на которых диалектика орднунга и хаоса явно вытеснила диалектику просвещения. И каждый раз, на исходе 104 минуты записи, как только затухает веселое трепыхание губной гармошки Уандера, я исполняюсь сильнейшей беспримесной благодарности к этому человеку. Это род благодарности, который люди испытывают к Моцарту, наверное. Я холоден к Моцарту, потому для своего случая поменяю его имя на Генделя. Ибо кто еще написал столько прекрасной музыки, приносящей радость, как не этот работящий английский немец? Так вот, Генделю и Уандеру я благодарен безмерно.
Так что, наконец, о музыке. Она почти совершенна. “Songs in the Key of Life” –самый лучший сочиненный, придуманный, исполненный и сделанный альбом, который я слышал в своей жизни. Я не представляю, как можно было создать полтора часа подряд такой музыки. Да, там есть вещи пообычнее (но не проходные!), но там практически нет вещей сильнее других. Они почти все прекрасны. Происходит это так: ты слушаешь одну вещь, в полном восторге от каждой детали, от устройства аранжировки, от столь ожидаемого неожиданного поворота мелодии, вещь заканчивается, ты переводишь дух, и … тут же начинается вещь на том же уровне полного музыкального счастья. Не спорю, буддисты правы: счастья в нашем неподлинном мире, конечно, нет; но, нажимая на красный треугольничек, ты включаешь какую-то подлинную подлинность — на время включаешь, чтобы осознать ее конечность, может быть, даже и неподлинность, но все же, в данный момент она есть. Стиви Уандер сделал такой момент продолжительностью 103 минуты 49 секунд. Soul шлет мессидж радости; сделанный из soul “Songs in the Key of Life” дарит счастье. И это дар, от которого нельзя отдариться.
Антропологи называют такой дар «потлач» (potlatch), это способ перераспределения богатств у некоторых индейских племен на западном побережье Северной Америки. Богатство перераспределяется путем слишком больших даров, таких больших, что они могут быть больше того, что у дарящего вообще есть. Но хитрость в том, что принимающая сторона должна отдариться, причем лучше бы с излишком. Логику, за этим стоящую, понять несложно; в прошлом веке некоторые из французских ревнителей подрыва основ (Батай, Дебор; Bataille, Debord) предлагали основать новую экономику на потлаче. Видимо для того, чтобы вернее ввергнуть проклятый мир в хаос. Впрочем, как мы видим на примере германских железных дорог, в хаос можно погрузиться и прямехонько из сияющих высот рыночной экономики, якобы основанной на Разуме… Но мы о музыке! музыке! так что возвращаемся к ней. И возвращение это мгновенное. Я глубоко убежден, что поп-культура, особенно поп-музыка придумана для того, чтобы быть дарованной нам, простым смертным, как потлач, как огромный, незаслуженный, необъяснимый дар, от которого невозможно отдариться. Поп-культура настолько больше, прекраснее, разнообразнее, великолепнее маленьких, несовершенных, жалких нас, что нам остается только лепетать: «За что?»
Так а вот за те самые наши страдания, о которых мы говорили в связи с буддизмом. Строгий теоретик скажет нам: мы страдаем потому, что стремимся к счастью, которым намеренно дразнит нас капитализм, буржуазное общество. Вспомним, это ведь еще «Декларация независимости США» 1776 года: «We hold these truths to be self-evident, that all men are created equal, that they are endowed, by their Creator, with certain unalienable rights, that among these are life, liberty, and the pursuit of happiness». Получается так: раз стремление к счастью неотчуждаемо, то неотчуждаемым является и страдание, которое есть его следствие. Нечего тогда жаловаться. А для утешения – вот вам Великий Дар, киношки, песенки, диснейлэнды.
Все это было бы невыносимо печально, не существуй реальности самого искусства, в данном случае музыки. Soul возник как популярная музыка, но, более как способ музыкальной организации радости. Почти двадцать лет он развивался, дробился, упрощался, усложнялся, обрастал видами и региональными школами, пока, наконец, в середине семидесятых, уже став слишком большим и разным, не разошелся по конвейерам самых разных порожденных им и соседями жанров, от диско и фанка до уже совсем поп-музыки под ничего теперь не говорящим названием soul (а также R&B и проч.). 1976 год, когда был записан “Songs in the Key of Life”, – ключевой в этом смысле. Интересно, что не только для soul, но и для Уандера.
Скажу сейчас ужасную бестактность. После “Songs in the Key of Life” Стиви Уандер не выпустил ни одного интересного альбома. «Коммерчески удачные» — может быть, не стану спорить. «Любопытные» – наверняка, как, к примеру, “Stevie Wonder’s Journey Through ‘The Secret Life of Plants’” (1979). Но, честно говоря, сложно даже вспомнить названия этих альбомов, хотя их немного, всего шесть (я говорю о студийных). Вообще за полвека после “Songs in the Key of Life” Уандер записал столько же пластинок, сколько за пять предшествующих “Songs in the Key of Life” лет. Альбомы эти прочно погребены в истории поп-индустрии, но на них было несколько мега-хитов, которые вроде бы помнят до сих пор; один из них, “Part Time Lover”, почему-то всегда крутят в супермаркетах разных стран, которые мне случается посещать в последние десятилетия. Но даже с “Part Time Lover” есть неприятность. Эта песенка, которая сделала для вселенской славы Уандера больше любой композиции с “Songs in the Key of Life”, малоотличима от продукции других больших черных музыкантов, в восьмидесятые переквалифицировавшихся в продюсеров поп-индустрии нового образца. Не упрек великому, конечно, просто констатация поп-культурной логики позднего капитализма.
Мало есть в мире столь возвышающих душу занятий, как следить за тем, как трубящая радость “Sir Duke” незаметненько перемещается — посредством неглубоко занырнувшего баса — в праздничные златые медные (бывают ли златые медные? здесь бывают!) последующей “I Wish”, златые медные вроде подгоняют ход песни, но на самом деле, ее уверенно ведут мелодия и голос Уандера, соул рассыпается в фанк, фанк собирается в ритм-энд-блюз, оттуда — в соул с госпельным хором, изобильный рай черной музыки, еще не прописанной окончательно по жанровым квартирам. И сразу после всего этого великолепия, ах, “Knocks Me Off My Feet” c самым эмоционально-безупречным “I love you, I love you, I love you” в истории поп-музыки. Только Уандер умел делать по-настоящему добрые любовные мелодии, не сентиментальные и не трогательные, а именно – нет-нет, я не боюсь этого слова—добрые: душа открыта навстречу, soul же.
Альбом называется незатейливо: «Песни в тональности жизни»; можно перевести даже немного по-позднесоветски, «Песни в ключе жизни». Ключ этот идеально подходит к ландшафтам жизни отдельно взятого литератора К. в отдельно взятом немецком городе К.: автобус пробирается по бесконечному промгороду, одноэтажная если не Америка, то Германия, заполнившие салон люди невыдающегося социального статуса мрачновато рассматривают в окошко то, что и так видят каждый день. К Бесплатному Психиатру обращаться уже, кажется, поздновато. Все так.
И все же у нас, пассажиров общественного транспорта времен заката надежд на радость, есть кое-что в запасе. Тайное оружие, тот самый красный треугольничек на экране пластиковой коробки. Едва дотронься пальцем до треугольничка, и в ушах начнется:
That I’ll be loving you always
Always
Ну а потом? Потом включается уже вся машинка радости, на полную катушку
(Until the ocean covers every mountain high) always
(Until the dolphin flies and parrots live at sea) always
(Until we dream of life and life becomes a dream)
и это уже не остановить никакому кондуктору.