LE BORD DU CIRCLE : КРАЙ КРУГА

День 21 июня 2025 года был не только самым длинным, но кажется, и одним из самых жарких дней в году – и в Париже, и в Ереване. Именно в это день мы (художники Синий Карандаш и Étienne Michurins) осуществили совместный художественный проект Le Bord Du Circle (“Край круга”). Этой публикацией мы хотим о нем рассказать и представить некоторые из его результатов, а также обрисовать контур будущих планов по его развитию. Начнем по порядку. 

ЧАСТЬ 1: Концептуальное описание проекта

Про жару в первом абзаце вообще-то совсем не просто так. Дело в том, что Край круга основан на двух одновременных прогулках вокруг городов, в которых мы обитали в тот день (Étienne Michurins в Париже, Синий Карандаш — в Ереване), а значит, погодные условия были одним из основных факторов, определяющих успешность (пройти круг целиком — замкнуть контур) прогулки. В общем, не умерли, не перегрелись, хотя и было очень жарко. В Париже, кстати, 21 числа проходил день музыки — то ещё безумие. Но веселое, радостное и коллективное: так во Франции принято. 

Каждый из нас шёл по краю круга — то есть по границе между городом и не-городом. В случае Парижа граница явно выражена и совпадает с кольцевой автодорогой Boulevard périphérique. В случае с Ереваном всё туманнее: на карте-то она хорошо видна, но на местности не всегда очевидна, то есть не привязана к той или иной улице. Синий Карандаш, таким образом, проверял везде ли можно прошагать по воображаемой линии границы города, с одной стороны, а с другой – субъективно переопределял эту границу собственной ходьбой. 

Но и в Париже не всё так просто. Пройти по Boulevard périphérique пешеходу невозможно, это кольцевая автотрасса, и поэтому воображаемая линия, вдоль которой шёл Étienne Michurins, все время флуктуировала и отклонялась от границы официальной.

Основная цель очевидна: не просто прожить собственным телом границу города, пройдя по ней ногами, но показать, что любая граница это в первую очередь умозрительная идея, и только потом межевая черта, улица или забор под высоковольтныс напряжением. 

Основная цель очевидна: показать несовпадение официальной границы с реальностью городского ландшафта.

Были и другие цели. Одна их них, например, — создать художественную лабораторию на ходу. В течение всей прогулки-экспедиции мы держали связь посредством наших смартфонов, устраивая сессии-созвоны длительностью между часом и двумя, во время которых обсуждали темы и сюжеты, которые так или иначе концептуально были связаны с интересующим нас понятием “граница” и “край круга”.

Вот список поставленных перед прогулкой вопросов: 

1) Интеграция и сосредоточение: стать частью круга
2) Граница города: насколько она вообще возможна
3) Время: собственной жизни и собственного дня. Время: внешнее/внутреннее/космическое
4) Перифирия vs Центр
5) Моменты узнавания: узнавая в чужом городе свой. 
6) Личный опыт: перемещение, передвижение. Интеграция. Претензии. Болезненные штуки.
7) Разделение:  отмены, (не–)возможность горизонтали и солидарности

Сказано на каждую из тем было немало: наберется на энциклопедию пост-капиталистической жизни.

По ходу дела мы, конечно, исследовали город и решали прикладные задачи: я, например, сделал ряд рисунков, когда остановился на привал в Вансене, Синий Карандаш клеил афиши в рамках задания от работодателя и реставрировал свои старые работы. 

Много чего случилось в этот день. Я начал на рассвете: в 5:49, а закончил на закате в 21:58. Синий Карандаш вышел чуть позже, а закончил раньше заката, но оставался со мной всё время на связи, продолжая разговор. Нам было важно прожить самый длинный астрономический день в году на своих двоих, занимаясь искусством — может, это самые важные для нас вещи, которые мы умеем лучше всего: идти по краю круга.  

ЧАСТЬ 2: Технические характеристики проекта проекта

Мы знали лишь примерные контуры наших маршрутов и понимали вектора движения, в остальном ходьба была основана на чистой импровизации: где свернуть, где пройти напрямик, где увильнуть от потока городской энергии. 

Мы фиксировали наше движение в Strava, которая позволяет не просто сохранить контур пройденного маршрута, но потом его ещё и импортировать в файл, с которым, после ряда манипуляций можно работать в графическом редакторе. Эту технологию извлечения контура из STRAV’ы я придумал давно и для других своих проектов.

В общем получились две фигуры. 

Вот они: слева движение Blue Pencil, справа прогулка Étienne Michurins.

 

Длина ереванской прогулки Blue Pencil’a составляла 41,19 км и длилась 6 часов 37 минут — это чистое время ходьбы, без учета остановок. Полное время — 10 часов 39 минут

Длина парижской прогулки Étienne Michurins — 52,5 км  Чистое время ходьбы без учета остановок: 9 часов 48 минут. Полное время 16 часов 12 минут.

ЧАСТЬ 3. Дневник впечатлений

По ходу движения каждый из нас фиксировал на фотокамеру смартфона те образы, ситуации и виды, которые ему казались любопытными. Город —  гиперобъект мышления. Его невозможно помыслить целиком. 

Не-город, то есть то, что находится за границей города — гиперобъект иного порядка, который невозможно помыслить никак. Даже общий контур не провести. 

Тем не менее, те перцепты, аффекты и концепты, которые встречает на своем пути наблюдатель — есть торчащие из гиперобъекта нити, потяни за которые и глядишь, что-нибудь да вытянешь— например, предмет мышления.  Но, тут стоит оговориться, что метафорический ряд может быть и другим: на личное усмотрение. Может быть, вообще речь не столько о нитях, сколько об узловатых кристаллах впечатления.

В общем, мы предложили друг другу отобрать 12 фотографий друг у друга, и написать к ним комментарии-фрагменты — мы же мыслим наш проект именно как трехмерное эссе. 

Я отобрал 12 фотографий, которые сделал Синий Карандаш, Синий Карандаш отобрал 12 моих. Начнем с фотографий и комментариев Синего карандаша.

Комментарии Синего Карандаша к фотографиям Étienne Michurins :

Париж. Впрочем, я не в нем. Я в Ереване. Самый длинный и очень жаркий день.
Долгодлящийся. Жароутомляющий.
Я иду по Еревану и вижу его плотно, во все глаза.
Я иду по Еревану и вижу Париж кусками — через видеовключения, фотографии, представляю его через словесные описания, которые транслирует Этьен.
Конечно у меня есть свой образ Парижа — города основательно запечатленного в искусстве, в кино и на фотографиях в XIX–XX веках. Элегантный, лиричный, черно-белый и красочный, с юмором и флером и прочими общими местами и оторванностями от моей реальности.
Одновременно я осознаю, что в сегодняшнем парижском маршруте, прокладываемым Этьеном, не будет никакой знакомой мне художественно-опосредованной парижскости. Так и оказалось. На фотографиях, скорее, общеевропейская окраинная повседневность.
Мы двигались от рассвета к закату, постепенно окружая город, прорезая пространство и замыкаясь в нем.
По мере Этьеновского движения я осознавал, что улицы это дома. Они перемешались, схлестнулись.
Оседлость совместилась с кочевьем.
Оседлостью создает сон. Люди находят себе место, чтобы выключиться. Потом, правда, они, наверное, просыпаются и живут спокойно, дальше кочуя. Но, оседая, спят.
Кочевники, раскинувшиеся по периметру периферии, временно становятся оседлыми для того, чтобы набрать силы.
Публичные спальни. Беспороговый переход от глубокого погружения в себя к деловой активности и обратно прямо на обочине городских дорог.
В этом есть безграничная бесприютность. И чрезвычайная свобода.
Подобное я видел в Индии. Но без урбанистического, делового налета комфорта в виде газонов, палаток, матрасов и тем более домов на колесах. Там — ничего лишнего — тело, земля, тень от дерева. Тут защитный покров палатки.
Но и там, и тут — тотальная круглосуточность публичности и, как следствие, условность личного пространства.
Парижские кочевники захватили свободные островки — тротуары под мостами, пустыри на развязках, скверы у административных зданий и пр. Они осели в них и лежат. Спят крепко и не очень. Готовые одновременно к случайному пробуждению и к бесконечному продолжению сна.
Сон это пограничное состояние, край недействующего разума.
Жизнь это пограничное состояние.
Париж показал свою пограничность в тот день.
После прогулки я вернулся в свою каменную пещеру в Ереване с видом на Арарат.
У меня есть дом. Он во многом условен. В нем нет публичности, но я тоже лег спать.

Комментарии Étienne Michurins к фотографиям Синего Карандаша:

Мост словно канат, натянутый между утопией и дистопией. География разделения определяет наши высказывания. Наше высказывание собрано из осколков видимого, оно звучит над узором дороги, по которой транспорт желания осуществляет перенос семиотических элементов из круга памяти в чистое поле воображения. Гора образует город. Город напоминает о доме. Дома больше не существует.

Как описать место, о котором ты не имеешь никакого представления? Вероятно, есть лишь иллюзия возможности описания, на деле — опись общих осколков. Гетто — это таблица, куда представители порядка системно помещают осколки социальных кругов — мигрантов, которые выпадают из них вследствие отмены или самоотмены. Бывает, что обе эти операции находятся в границах одного круга. Бывает, что социальная отмена (остракизм) становится не только исключением субъекта из прежнего круга (общество на родине), но и необходимым условием принятие его в новый круг на новом месте (так, например, политические беженцы во Франции получают больше внимания и признания, чем просто эмигранты из России, которые не порвали связь с родиной, подав прошение о защите).

Говорить о кризисе производства — стратегический вектор мало-мальски приличного художника, жаждущего снискать карьеры в условиях глобального рынка. По крайней мере 10 лет назад было как-то так. Все художники левые, но это неправда, потому что есть правые. Они говорят, что они левые, и действительно, если переместить точку зрения наблюдающего с одного полюса круга на другой, они будут правыми. Есть ли у круга полюсы? Я смотрю на свалку автомобилей, и мне кажется, что это свалка, выпавших из круга капиталистического производства (да можно и без капиталистического, в мире итак нет ничего, кроме производства), художников — некогда желающих машин, у которых не осталось желания, только нехватка средств на собственное воспроизводство в длящемся вечном настоящем. Дело в том, что в Париже картины поломки чаще вытеснены за пределы круга допустимого. 

Я слышал, а, может, читал, что круг есть идеальная форма, при взгляде на которую субъект испытывает положительные эмоции, связанные определенным образом с опытом переживания целостности и полноты. Что же это за определенный образ? Может быть, смерть. В конце концов, чем ещё является смерть, если не кругом? Но дело, конечно, не в смерти. Круг — это всегда общее. Нас же интересует частное, особенности, специфика. Специфика, то есть то, что выступает, своего рода семиотическая гора на теле города, — это камень. 

На воскресной барахолке в 14-м районе (arrondissement) Париж, рядом со станцией Denfert-Rochereau, я встретил художника, он продавал свои работы. Это было как нельзя кстати, ведь 3,5 минуты назад я размышлял вслух рядом над вопросом, распространенности практики продажи своих работ художниками на барахолках. Matthew Rose так и делает. Он создает почти ситуацицонистские коллажи и совершает акты переприсваивания комиксов (затирает там слова, и пишет там свои – весьма политичные). Ему, скажем так, не нравится, что происходит в Америке. Мне, скажем так, не нравится, что происходит в России. У нас, скажем так, случилось что-то общее.

Я читал когда-то автобиографию Мэттью Макконахи, она называлась «Зеленый свет». Т. говорит, что зеленый цвет самый сложный. Я люблю природу, например, вот эти деревья на заднем плане напоминают мне о переживании целостности и полноты, которых так часто не хватает в нашем фрагментированном мире всеобщей осколкизации. Зеленая карта — карта рекреаций, мест, где можно вспомнить об опыте переживания полноты и целостности. О, потерянный рай. Мы так хотели проснуться в мире без границ, в мире, где есть только зеленый свет. Но пока зеленый цвет — это цвет денег. Границы бесконечно фрактализованных концентрированных кругов, из которых состоит топография человеческой жизни, имеют форму денег.

Конечно, мне нравится связывать слова без обязательств, но здесь я бы обратил внимание не столько на столкновение городского порядка и природного хаоса, сколько на желтые автобусы, которые цепляют мой взгляд. Они напоминают мне о моем детстве. Материальный облик пост-советской действительности, в которой я вырос, связан с федеративным кругом, который вполне себе по-имперски большевистская власть наложила на периферию территориального наследия российской империи. Механизм визуальной унификации во всех республиках связан с общим производством, налаженной производственной и потребительской логистикой, перемешиванием и переселением граждан, эстетикой и архитектурой. Из того, круга было невозможно вырваться, а если уж удавалось уехать, то часто это равнялось предательству. 

Без комментариев. Здесь позиция художника. Его положение в пространстве. Между темнотой анонимности и яркой проявленностью речи. Выход за пределы круга, чтобы оказаться в его центре. 

В нашем с тобой общем городе, который мы часто вспоминали во время нашей круговой прогулки, на момент моего отъезда было много долгостроев, чья особенность в том, что бы флюктуировать между режимом ожидания (когда-нибудь здесь будет торговый центр, где можно прикоснусь к опыту переживания полноты и целостности) и режимом самообживания — такие места всегда привлекали тех, кто искал способа ускользнуть из лап городского регламента. Мы все любил лазать по заброшкам.
Из них можно увидеть город и понять, о чем писал Беньямин, когда говорил о чувстве дистанции по отношению к катастрофе. Иногда мне кажется, что город это катастрофа. Иногда мне кажется, что город — это то, что учит нас быть несвободными. 

Оптика современного художника, прошедшего через горнила институционализма 2000—2010-х с его фиксацией на исследовательскую работу и гуманитарное знание, а мне кажется, это применимо к нам обоим, — это видеть во всём античность. Античность — вот то, что даёт возможность войти в круг (цикл) переживания полноты и целостности. Античность — если говорить о ней как об оптическом инструменте — позволяет видеть любую детальку бытия не как случайный осколок (фрагмент) или частицу материи бытия, а как знак в круговой конструкции целого.

Я не так много помню из разговора, который мы вели целый день. Мы обсуждали понятие круга, и то, как он присутствует во всех сферах жизни. Мы говорили о выходе из круга как о метафоре эмиграции. Запомнилась история, которую ты рассказал. В турецкой тюрьме есть выходной день. Курды, которые себя там примерно ведут, получают право на такой выходной день. Когда их выпускают, они бегут в Армению, где их сажают в армянскую тюрьму за нарушение пограничного режима на 2 года, через которые они освобождаются и подают на армянское гражданство. Кажется, что-то подобное делают индусы. Выход из одного круга в другой, через место, где круги накладываются друг на друга. Этим местом оказывается тюрьма.\

Круги Эйлера стали мемом в социальных сетях и одной из самых удобнейших форм быстрого высказывания. Вот эти все прикольчики, например, про то, что мне приносит деньги, то, что я люблю, то, что ценится обществом. И ты где-то там вне этой схемы. Не просто не попал в область наложения кругов, но вывалился за пределы круга схемы. Мерцаешь там в небытии. Оказался вне инфраструктуры как таковой за пределами города. В космосе?

Часть 4. Планы на будущее. 

Первым шагом была сама прогулка. Второй шаг — создание образа края круга, который Вы можете увидеть в шапке публикации в начале текста. Третий шаг — эта публикация, которая представляет собой первичный отчёт содеянного. Но дальше — кое-что еще.

Не будем раскрывать всех карт, и рассказывать о всех возможных тиражных линейках итд..  заметим лишь коротко, что мы запускаем производство шопера «Le Bord du Circle» (Le специально для художников-пешеходов и прочих разных, кому ходьба является способом мышления. 

Вот так он будет выглядеть. На трех языках, которые пересеклись внутри этого проекта. Армянский, французский и русский. Ниже макеты грядущих шоперов. Back and front:

Часть 5. Благодарственная.

Что еще сказать. В конце концов, после всего всегда остается именно благодарность как печать ГОСТа стандарта качества на приятном воспоминании: это воспоминания сконструировано в соответствии с высшими стандартами приятных воспоминаний, его качество подтверждено вышестоящей надзорной инстанцией бытия. 

Спасибо друг другу, нам то есть, за то, что мы вообще на эту авантюру решились. Спасибо тем близким, кто нас поддерживал. Спасибо тем, кто интересовался и следил. Спасибо коллегам по Post(non)fiction, которые согласились, чтобы эта публикация случилась.