Берлин–Мюнхен. Кадровик, татуированный и студент-социолог
Одиннадцатое ноября, девятнадцать двадцать пять. CМС: Привет, на 19-ое есть место для меня? Хотел бы поехать с тобой. Пока, Кристоф.
Я: Да.
Девятнадцать сорок семь. СМС от Кристофа: Супер, я поеду с тобой.
Звонок на мобильный телефон:
— Вы девятнадцатого едете в Мюнхен?
— Еду.
— Место свободное еще есть?
— Есть.
— Я хотел бы поехать с вами.
— Вы точно поедете?
— У меня в Мюнхене дела. Следовательно, да.
— Забронируете место через систему?
— Забронирую.
— Как вас зовут?
— Уфук.
— Уфуг?
Звонящий смеется:
— Я по буквам скажу. У, эф, у, ка. На «Ка».
— Спасибо. Увидимся девятнадцатого.
— Рад.
В Интернете я узнаю, что имя – турецкое, арабского происхождения. Означает «горизонт».
Девятнадцатое ноября, семь тридцать утра. На углу Г*штрассе и Ш*штрассе стоит молодой человек с саквояжем, одетый в короткое шерстяное пальто, черный свитер и опрятные синие джинсы. Черные густые волосы, тонкие очки без оправы на горбатом носу картошкой. На полных губах играет интеллигентная улыбка.
— Уфук?
— Доброе утро.
Вторым подгребает молодой блондин.
— Кристоф?
— Нет, Миха.
— А! Прости.
Третьим объявляется и Кристоф – по мобильному телефону:
— Куда идти? Машину не вижу.
— Вернись к выходу из метро, я пойду тебе навстречу, – велю ему я и бегу к выходу. Кристоф, хиленький, общипанный, весь в черном, с большим черным чемоданом, растерянно глядит по сторонам. Изможденное, бледное лицо, круги под глазами – видно, ночь не спал.
Уфук, на правах старшего, занимает переднее сиденье. Разговаривая, он теребит пальцы, тыл которых покрыт темными волосками.
— Вы живете в Берлине?
— Жил до сих пор. Сниму жилье в Мюнхене.
— Вы там будете работать?
— Да, я устраиваюсь работать в компании БМВ.
— Вас не смущает, что вы едете туда не на БМВ?
— Да нет. Я – работник отдела кадров. На днях подпишу договор.
— Вы жилье уже нашли?
— Пока я в поисках. Ищу квартиру… или комнату.
— А каким путем вы ищете?
— В Интернете на сайтах по недвижимости, смотрел газетные объявления. Я и сам дал объявление, обещал награду в тысячу евро за успешное посредничество.
— Тысячу? Нехило. И сколько готовы тратить на саму аренду?
— В Берлине снимаю за шестьсот, хорошо бы за те же шестьсот–шестьсот пятьдесят снять в Мюнхене.
— В каком районе?
— Меня устроят всякие районы, вплоть до Хазенбергль и Нойперлах (прим.: традиционно бедные районы г. Мюнхена). Я вырос в Веддинге и привык к неблагополучным районам. Для меня существеннее, чтобы удобно было добираться до работы. Вечером осмотрю первую квартиру – тридцать два квадратных метра, одна комната, санузел, кухонная ниша. Дом – бывшая гостиница в районе Фюрстенрид.
— Квартиру в Берлине сохраните?
— Нет. Я перееду в Мюнхен с концами, квартиру в Берлине за собой не оставлю. Мой девиз – «Или – или. Все или ничего». К родителям, конечно, буду ездить, гостить.
— Как они относятся к вашему переезду?
— Они гордятся мной, но грустят – до Мюнхена далеко.
— В Берлине с жильем, кажется, легче.
— Лет десять назад в Берлине квартиры пустовали. Тогда иной арендодатель на три месяца бесплатно предоставлял квартиру, жилец платил с четвертого месяца. Теперь такое стало невозможным. И Веддинг меняется. Превращается из района, заселенного иностранцами, в студенческий, по примеру Пренцлауэр-Берга и Фридрихсхайна, ранее прошедших такие преобразования. Поскольку те впоследствии стали модными и дорогими, молодежь перекочевывает в Веддинг и Нойкёльн, вытесняя оттуда иностранных жителей. Квартиры ремонтируют, арендные платы растут, а вместо дёнерных появляются винные бутики.
… Могу представить и комнату в студенческой коммуналке.
— Вы когда-нибудь жили в такой?
— Нет. Делил квартиру с подругой. При поисках обнаружился любопытный факт: когда по объявлениям звонил я, мне сообщали, что квартира уже сдана. Стоило позвонить моей подруге, немке с немецкой фамилией, они признавались, что «квартира свободна». В итоге арендодателей обзванивала она, а когда мы ходили смотреть жилье, я держался на заднем плане – переговоры вела она.
…В Интернете потенциальных арендаторов тоже отсеивают. На сайте по аренде недвижимости нужно указать свое имя и фамилию, род занятий, возраст. Арендодатели видят эту информацию. Если потенциальный арендатор отвечает их критериям, они звонят. Меня поразило, что при сдаче жилья есть дискриминация не только по национальному, но и по половому и по возрастному признакам. В газетных объявлениях читал «сдается комната женщине от сорока лет». Такие объявления нарушают закон о равенстве. На их авторов можно подать в суд и через него добиться осмотра.
— Чтобы по тем же критериям не получить жилья? Вы же хозяину не докажете, что он вам жилье не сдал по какому-нибудь из перечисленных признаков. Вы с хозяином зря потратите уйму сил. Разместив в газете соответствующим образом сформулированное объявление, хозяин, наоборот, экономит и свое и ваше время. На сайте, через который мы с вами договорились о совместной поездке, я могла поставить галочку напротив пункта «поездка от женщин для женщин». Кто-нибудь расценил бы это как дискриминацию? Любой прочитавший это ограничение истолкует его в том смысле, что мне боязно взять с собой незнакомых мне мужчин. Разве подобное стремление подстраховаться кому-нибудь причинит ущерб?
К слову сказать в этот раз у меня выходит «поездка от женщин для мужчин». Но это – случайность, я попутчиков не выбираю по половому признаку. На днях мне позвонила девушка Мириям. Ей «позарез» нужно было в Мюнхен, совершенно обязательно. Вчера вечером она перезвонила и отказалась. Ее место попалось Михаэлю.
— А я впервые воспользовался сайтом. Подумывал слетать в Мюнхен на самолете, но время отбытия и прибытия мне не подходило.
— Как вы выбрали, с кем поехать?
— Почитал, у кого что и как написано, каким языком и тоном.
— С предрассудками сталкиваетесь?
— Да, сталкиваюсь, часто. С предрассудками в отношении иностранцев, в частности, турок. И работа не была исключением.
— Где вы работали?
— В Ведомстве труда. Когда до моих коллег дошло, что я тружусь нормально, они похвалили меня: «Вау, ты вовсе не такой, какой мы ожидали». Мне было обидно выслушать такой сомнительный комплимент.
— Структуры в ведомствах закостенелые?
— Да, это так. Старые кадры в ведомстве были обезопасены чиновничьим статусом. Сотрудники помоложе работали по контрактам в статусе служащих, но и они были защищены от увольнения. Полагаясь на гарантированность и рабочего места, и пенсии, работники разучились работать как следует. У них не было никакого представления о том, каково быть безработным, они потеряли связь с реальностью, жили в своем мире. Они не были в состоянии настроиться на своих клиентов, не пытались войти в их положение. Они не умели ни говорить, ни писать на другом языке, чем на своем ведомственном. Если клиент их не понимал, они требовали, чтобы он пришел с переводчиком. Клиенты этих работников боялись.
— А вас?
— Меня – нет. Я внушал им доверие своим иностранным видом, но я и больше старался. Ненемецкая внешность и владение турецким языком дают кое-какие преимущества в общении с иностранцами. Даже ведя разговор на немецком языке, мне легче найти к ним подход, чем моим немецким коллегам. Иностранец на основании моей фамилии и внешности интуитивно исходит из того, что я, сам будучи иностранцем, не враг ему и ничего плохого ему не сделаю. Я, как мог, оправдывал оказываемое мне доверие. Немецкие коллеги отрабатывали свои часы, не более того. Парадокс в том, что на рынке труда эти работнички пропали бы, не прокормили бы себя – они работали, мягко выражаясь, неспеша. Дела у них накапливались и лежали неделями. Я этому никак и не удивлялся – они на работе по полчаса трепались по телефону с членами семьи. Прибывая на рабочее место в шесть утра, они покидают его к четырнадцати. Я приходил в восемь, но уходил в пять. Работал упорнее и лучше них. По пятницам, когда они к двенадцати уходили домой, я работал сверхурочно, пока с моего стола не исчезала и последняя папка.
Коллеги, увидев мой чистый письменный стол, заявили, что я работаю результативнее, потому что моложе. Потом они посчитали, что у меня мало дел. Кто-то из них ходатайствовал у начальства об обмене рабочими местами. Я вынужденно поменялся с ним. Но коллега с объемом работы не справился и попросился обратно на свое предыдущее место.
Далее меня стали саботировать. Чтобы затруднить мне жизнь, коллеги скрывали от меня необходимые данные. Были и хорошие коллеги, старшего поколения, им было приятно помогать, они гордились тем, что передавали знания.
— Другие рабочие места у вас были?
— Да, на охранной фирме, обеспечивающей безопасность в аэропортах. У них практиковался легкомысленный подход к подбору кадров. Нанимали их по-быстрому, заботясь лишь о численности сотрудников, но никак не об их качестве. Пил ли человек или был ли он по другим параметрам неблагонадежным, их не волновало. Нам постоянно приходилось увольнять проступившихся и приглашать новых работников. Затраты на эту чехарду были выше, чем стоила бы тщательная проверка нанимаемой рабочей силы.
— Вы учились экономике?
— Да, экономике производства. После базового курса я на основном выбрал специальность «управление кадрами».
— Психологии учили?
— Да, учеба включала предмет «психология». Я методично наблюдаю за поведением сотрудников предприятия. Мне нужно удерживаться от того, чтобы толковать поведение людей и в частной жизни, друзей…
— Что вы заметили за мной?
Уфук сдержанно улыбается.
— То, что ключи от машины влетели в грязь, когда я хотела открыть багажник?
Уфук продолжает улыбаться. Он превосходно воспитан, и сколько бы я ни расспрашивала его, он ни о чем не спрашивает меня. Из восточной вежливости? Из уважения к «хозяину»? Или к женщине?
— Сколько времени длится собеседование с потенциальным сотрудником?
— На каждое собеседование выделяю сорок пять минут.
— У вас есть готовая схема вопросов?
— Да, у меня есть опросник, который я разработал сам. В нем – ряд вопросов. За каждый ответ соискатель набирает баллы. Максимальное количество баллов – сто.
— Как проходит такая беседа?
— Начинается беседа с приветствия. Распахнув дверь, я приглашаю соискателя в кабинет. Подаю ему руку. Осведомляюсь, как добрался. По возможности добавляю безобидную шутку или хотя бы обмениваюсь с ним парой слов по поводу погоды.
— Зачем?
— Чтобы снять напряжение. Заходя в кабинет, все напрягаются. Очень важно, чтобы соискатель был на месте заблаговременно, за пятнадцать минут до назначенного времени встречи. Люди все чаще опаздывают, что оценивается крайне негативно. Как ни странно, при том, что сегодня у всех есть мобильные телефоны с выходом в Интернет, и информация о местоположении офиса, о транспортных сообщениях и ситуации на дорогах легко доступна, опоздавшие ссылаются на внешние обстоятельства – сильное дорожное движение, пробки, сбои в работе метро, или просто врут, что заблудились, не нашли. Особенно большую роль пунктуальность играет в случае с секретаршами. Никому не нужна секретарша, которой с утра нет в офисе. На некоторую индульгенцию могут рассчитывать инженеры. С них нет такого строгого спроса. Но все же…
— Вы сегодня были раньше всех.
— Да, я приехал раньше на четверть часа.
— А я пришла впритык. Меня вы на работу не взяли бы… Как вы с соискателем располагаетесь за столом?
— Поприветствовав соискателя, я предлагаю ему повесить пальто или куртку на вешалку и сесть за стол. До его прихода я предварительно разместил свои бумаги на определенном месте, пометив его, таким образом, как свое, и жду, чтобы человек сел напротив меня. Есть люди, которые почему-то не хотят расстаться с верхней одеждой и кладут ее или на спинку стула рядом с тем стулом, на который они садятся. А иной садится не на тот стул, который расположен напротив меня, а на какой-нибудь соседний, наискосок от моего, или на самый отдаленный. Я тогда беру документы и перемещаюсь сам, напротив него. Глядя ему в глаза, произношу нечто успокаивающее типа «Не укушу».
— Какова структура беседы?
— Собеседование состоит из вводной части, вопросов и ответов и прощания.
— Сколько времени она занимает?
— Содержательная беседа занимает сорок пять минут. Слабая – двадцать.
— Что такое «слабая» беседа?
— Как слабую можно расценить беседу, в ходе которой соискатель только то и делает, что ищет вину за провалы в прошлом у бывших работодателей, начальников, коллег. Такой работник дисквалифицирует сам себя, никто не захочет нанять его, ведь следующими виновным в веренице его неудач будет новое начальство. Бывают, однако, и люди увлекающиеся, горящие делом, готовые адаптироваться ко всяким условиям и выполнять любые задачи. Кое-кто свяжет чуть ли не всю свою судьбу с компанией, в которую устраивается.
Также я внимательно слежу за поведением собеседника. Не качает ли он головой в тот момент, когда на словах что-то утверждает, и тем самым противоречит самому себе.
— Часто ли врут?
— Часто. Но врут и фотографии. Я смотрю уже не на саму фотографию, то есть, на изображение, а всего лишь на ее качество – изготовлена ли она профессионалом, а не в автомате, и на то, ровно ли она приклеена. Сами биографии перестали производить на меня впечатление – все биографии приукрашены. Даже и дипломы и отзывы прежних работодателей. Их можно купить за деньги или выторговать как «дружескую услугу» у доброжелательного начальства. Нередко в течение беседы выясняется, что указанное в бумагах не соответствует действительности.
— Вы эти беседы проводите в одиночку?
— Кроме меня на собеседовании может присутствовать начальник того отдела, для которого подбирается сотрудник. Это и естественно, в конце концов, начальник будет работать с ним. Новичок должен вписываться и в коллектив, характером подходить своим коллегам. Нет смысла пригласить на работу человека блестящего, заведомо не гармонирующего с сложившейся командой работников.
Присутствие на собеседовании начальника отдела повышает и степень объективности оценки. Невзирая на этот способ ведения бесед, от ошибок мы не застрахованы, и спустя какое-то время вспомнишь отбракованного соискателя, который все же подошел бы лучше. Но такое происходит редко. Если после первого раунда собеседований нет полной ясности, кого нанять, могут повторно пригласить нескольких соискателей – «для уточнения кое-каких деталей». Тем, кто вылетает после второго раунда, неуспех еще ощутимее. Вместе с тем, они могут утешить себя тем, что были приглашены повторно, что может поднять их самооценку, ведь это свидетельствует об их высоком рейтинге.
— Свою форму вы заполняете параллельно с беседой?
— После ухода соискателя. На начальном этапе я держал анкету под рукой и заполнял ее прямо на глазах у собеседников. Но их это и отвлекало, и раздражало, сбивало с толку. Теперь, зная свои вопросы наизусть, я задаю их без анкеты, а ответы помечаю по системе мультипл чойс. Кое-где приписываю комментарий. В целом эта система довольно эффективна.
— Какой промежуток у вас между собеседованиями?
— Тридцать минут.
— А как вам то собеседование, которое провели с вами на новом месте? Вам не захотелось по приходу туда изменить ее?
Уфук, осторожно: Ну нет. У них в принципе похожая система, что у меня.
— Начальник опытный?
— Моим начальником будет женщина. Она лет двадцать работает в этой сфере. Вообще в отделах кадров больше женщин, чем мужчин, но управляют кадровыми отделами мужчины. В кадровых отделах, как и во всех других отделах, женщины могут замещать посты среднего звена. В высшем звене их раз, два и обчелся. Я поддерживаю идею введения женской квоты на руководящие посты. При одинаковой квалификации стоит предпочесть женщину-соискательницу.
— Обилие женщин в отделе кадров – фактор, повлиявший на ваш выбор?
Уфук усмехается: Мне работа в этом отделе нравится еще и потому, что в нем прилично одеваются – в костюмы с иголочки.
— Что вы им сказали относительно перспектив? Вы видите свое будущее в этой компании?
— Могу представить себе остаться там. Но я ведь не знаю, что будет через пять-десять лет. Никто не знает. Уверен в том, что хочу работать с людьми. Чисто административная, бумажная деятельность, ведение статистик, не мое.
— Какие беседы даются труднее всего?
— Беседы с заслуженными немолодыми работниками, которых компания планирует перевести на другую должность. После двадцати-тридцати лет работы у человека все идет по накатанной и ему тяжело перестроиться на иную деятельность, особенно, если та требует освоения каких-то навыков или работнику по роду своему не по душе. Многие не справляются, не способны переобучиться.
…Еще сложнее беседы с работниками, подлежащими сокращению. Для этого есть эвфемизм – «освобождение». Увольняемым работникам высшего звена могут предложить отступные в размере аж до ста тысяч евро.
— Их охотно берут?
— Охотно берут отступные люди до тридцати и после пятидесяти. Первые имеют шансы найти другую хорошо оплачиваемую работу, вторые, тем более, если им уже недолго до пенсии, осознают, что столько денег они уже не заработают, по крайней мере, разом. Некоторые, получив отступные, осуществляют давнюю мечту – на такие деньги можно открыть кафе или прокат досок для серфинга на каком-нибудь средиземноморском острове. Те, кому от тридцати до пятидесяти, отступные берут неохотно. У них семья, несовершеннолетние дети, не выплачены кредиты по дому, машине. Им абсолютно невыгодно попасть в положение безработного, от нестабильности положения, от финансовой и психологической нагрузки может разрушиться семья.
— И как сообщают об увольнении высокопоставленному сотруднику?
— При необходимости сообщить работнику о его увольнении могут пригласить кого-нибудь из высшего звена кадрового отдела. Начальник приезжает, объявляет работнику о неизбежном расставании с компанией и уезжает. Работнику, которому оказали такой знак внимания, психологически легче дорабатывать до конца оставшегося ему срока, общаться с коллегами по работе: его судьбу определила некая высшая сила, а непосредственное окружение ни при чем. Такая стратегия полезна и в тех случаях, когда сокращают всего несколько сотруников, а остальных не трогают.
Ѻ
В Тюрингии из-за облаков выплывает солнце. Уфук радуется:
— Вот и солнце вышло. Доброе начало новой жизни!
В Мюнхене я первым делом запишу себе баварские праздники, которые не отмечают на Севере. В праздники буду отключать телефон.
— Зачем?
— Чтобы с утра не звонили. На радиостанции РТЛ есть передача с названием «Будить баварцев». По заявкам слушателей рано утром в баварские праздники и в выходные звонят их друзьям в Баварии и будят их. А я своих берлинских друзей буду дразнить лишними выходными.
— Они вам завидуют?
— Они меня не поняли: «Зачем ты едешь в Мюнхен, к баварцам?»
— А что?
— Баварцев считают отсталыми дураками.
— И почему вы едете?
— Я принял это решение по профессиональным соображениям. В Берлине нет подходящей мне работы. Из Берлина я мог перебраться только в Мюнхен. И Мюнхен – единственный город в Германии, в который мне перебраться не было противно. В Лейпциг или Гамбург было бы ближе, но с профессиональной точки зрения они, по сути, то же самое, что Берлин. Рабочих мест в них мало, достойных постов нет. Сами города небольшие, непривлекательные. Думаю, что в Мюнхене и атмосфера получше. А в Берлине нравы все грубее. Это чувствуется всюду, на улице, в метро. Люди шумят, пихаются локтями, ноги кладут на сиденье напротив. Безработных много, да и приезжих, воров-гастролеров из восточно-европейских стран.
— Вы все это объяснили своим друзьям?
— Да. Они дали мне задание основательно осмотреться в Мюнхене. Если что, они подтянутся.
— У вас в Мюнхене есть знакомые?
— Пока нет, но я контактный, знакомлюсь без проблем.
— Спортом занимаетесь?
— Сейчас нет. Раньше играл в футбол.
На этом беседа с Уфуком замирает. Кроме работы и квартиры его как будто ничего не интересует, на другие темы он не отзывается. Скоро он начинает клевать носом.
Спит и Кристоф. В машине он разделся, обнажая худенькие руки, до плеч покрытые татуировками. Проживая в Берлине, он регулярно ездит к «лучшему другу» в Мюнхен.
Миху, студента факультета социальной педагогики, собирающегося преподавать немецкий язык и спорт детям с ограниченными возможностями, тревожит ожидаемое опоздание на семинар в семнадцать часов. Не могу ли я, совершив дополнительный крюк, высадить его во Фрайманне?
— Извини, не могу – и мне сегодня еще на работу.
Миха тихо гневится. Молчит до самого Мюнхена.
Ѻ
Около Фатерштеттена, километрах в тридцати от цели, загорается лампочка с изображением бензоколонки, бибикает.
Уфук, озадаченно:
— Нужно заправиться.
— Доедем.
— А то нам придется машину толкать.
Я, с улыбкой: Вас трое мужчин! … не беспокойтесь, успеем, тут недалеко. Бензина почему-то ушло больше, чем обычно. Наверное, из-за пробки и объезда.
Ѻ
На станции электрички попутчики выходят из машины. Вынув сумку, чемодан, рюкзак из багажника, отворачиваются в разные стороны, пряча друг от друга кошельки. Покопавшись, протягивают мятые купюры. Спешно прощаются, уходят по направлению лестницы на платформу.
Развернувшсь, я проезжаю под мостом, через который пролегают железнодорожные пути. Около моста, задом в растянутых трениках к улице, стоит молодой человек в свободной вязаной шапке, писает на стену около лестницы – Миха, всю дорогу стойко отказывавшийся сходить в туалет.
***